Быстрым шагом 30-летний Амонов дошёл до дороги, поймал такси. Доехал до торгового центра, там поел, купил куртку, свитер и брюки. Военную форму выбросил в мусорный бак. В квартиру, снятую на ночь, Андрей отправился налегке. Сумку с вещами ему пришлось оставить в казарме. Успел только рассовать по карманам паспорт, банковскую карту, деньги, зарядник и пару пачек сигарет.
Андрей понимал: его будут искать, домой в Якутию возвращаться было нельзя. В Улан-Удэ он тоже решил не задерживаться. В шесть утра 1 октября 2022 года он вылетел в Новосибирск. Куда двинуться дальше — не знал. В первые дни мобилизации люди торопились уехать из России, билетов не было.
«У меня был один план — убежать. Куда деваться дальше, плана не было. Я понимал, что меня ищут. Было очень страшно. Я не мог ни спать ни есть. На каждом шагу боялся, что окликнут и уведут, что остановят на паспортном контроле», — вспоминает Андрей.
В Новосибирске он снова снял квартиру на сутки, поспал пару часов. Когда проснулся, на сайте агрегатора удалось найти билеты до Астаны через Москву. Поздно вечером второго октября прилетел в Казахстан. Утром следующего дня его объявили в розыск. Если бы Андрей пробыл в России на несколько часов дольше, его могли поймать на первой же проверке документов.
Через две недели поисков на Амонова завели уголовное дело. Андрей стал первым мобилизованным, которого привлекли к уголовной ответственности за дезертирство. Меньше чем за месяц до этого российские власти ужесточили наказание для дезертиров. Сбежавших или не явившихся на службу стали наказывать тюремными сроками до 10 лет. Амонова искали у него дома, звонили и приходили к матери, узнавали у родственников, где он может быть.
«Ещё не стыдно было петь российский гимн»
До 17 лет Андрей мог свободно разговаривать на одном языке — якутском. На нём говорили в семье, вели уроки в школе. Амонов родился и вырос в селе Тойбохой Сунтарского улуса республики Саха (Якутия). Андрей был младшим ребёнком в семье, его вместе с братом и сестрой мать воспитывала одна. На детях были домашний дела: они топили печь, кормили коров, убирали за животными навоз. Кроме того, ходили помогать ухаживать за коровами к бабушке с дедушкой, которые жили в этом же селе.
«Мы с детства были приучены к домашней работе, физическому труду. Хочешь или не хочешь ты это делать, разговора не было. Действовал принцип: кто не работает, тот не ест», — рассказывает Андрей.
Амонов не интересовался охотой и никогда не убивал животных. Он считает стереотипом, что каждый якутский мужчина должен уметь охотиться. Его сверстники действительно учились стрелять, ходили на охоту. Андрея это не интересовало, и взрослые не заставляли.
Андрею больше нравилась рыбалка. Он вспоминает, как в детстве дважды побывал на мунхе («мунха» переводится «невод» — ЛБ), традиционной подлёдной рыбалке. Раз в год в ноябре на эту рыбалку собирается всё село. Действо начинается с обряда «кормления» и задабривания духа воды Күөх Боллох Тойона. Старшие разводят костёр и сжигают в нём оладьи. Опытные рыбаки вырубают полыньи, протягивают в них невод.
«Мунха — это похоже на праздник. Мне давали палку, я просовывал её в лунку. Помню, было очень холодно. Несколько часов нужно крутить и колотить ей, чтобы рыба плыла в невод. Карасей вытаскивали на лёд, потом делили всем участникам поровну. Наша семья обычно привозила с такой рыбалки мешок рыбы. Его заносили на чердак. Мешка хватало на всю зиму. Размораживали по несколько штук, варили, жарили», — вспоминает Андрей.
Когда не надо было помогать взрослым, Андрей любил смотреть аниме и читать манги (японские комиксы — ЛБ). Увлёкся ими, когда посмотрел мультсериалы «Покемон» и «Наруто». Если было не особенно холодно, Андрей бегал на поле гонять футбол с мальчишками из села.
В 16 он посмотрел по телевизору матч ЦСК — Зенит. Появилась мечта — не на экране, а вживую увидеть матч со звёздами футбола. Свою мечту Андрей смог осуществить через 10 лет. В 2018 году он поехал на чемпионат мира по футболу в Москву и Питер. К поездке начал готовиться за год. Каждый месяц откладывал деньги на дорогу и билеты на матчи.
Билет на один из ключевых матчей не сразу, но удалось купить: за 80 тысяч рублей. «Друзья говорили: «Это запредельно дорого. Одумайся, не надо покупать такие билеты, подумай головой! Ради мечты денег мне не было жалко», — улыбается Андрей. Особенно трудно было договориться, чтобы его отпустили в отпуск летом.
Андрей попал на матч «Россия — Египет», который проходил на «Зенит-арене» в Питере. Тысячи людей на трибунах кричали что-то хором, пели. Андрей вместе с другими самозабвенно чеканил гимн России, размахивал флагом Якутии, который привёз с собой. «Тогда ещё не стыдно было петь российский гимн. Казалось, мы вместе, была атмосфера единения. Испытывал гордость за свою страну».
На следующее утро Андрей проснулся в своём хостеле довольный, но без голоса. В отпуске он пробыл две недели, сходил ещё на один матч, Бразилия играла с Кипром, побывал на фестивале «Алые паруса».
Обычно, говорит Андрей, он жил затворником. Нравилось сидеть дома, без особой надобности не вступал в разговоры с посторонними. Но в эту поездку он был настолько расслаблен и открыт, что на улицах сам подходил к людям, знакомился, делал совместные фото.
Фотографиями с болельщиками из Египта, Франции и других стран Амонов хвастался перед коллегами. После такого приключения он был рад вернуться в родную Якутию, к укладке бетона и уборке дорог. На дорожном предприятии в Мирном Андрей проработал 10 лет. Устроился туда по совету дяди сразу после того, как его отчислили из училища. Амонов пытался учиться на помощника механика локомотива, но учёбу не закончил.
«Почему мобилизован? Куда мобилизован?»
Во второй день после начала мобилизации, вечером 22 сентября 2022 года, Андрей на своём «бобкэте» стоял в очереди на мойку. К нему подошёл начальник, велел сдать ключи от машины и срочно идти в отдел кадров. Там Андрею сообщили, что он уволен, и выдали повестку. В течение двух часов он должен был явиться в военкомат. Если не придёт — заведут уголовное дело, припугнули Андрея.
«Я стою и не понимаю: почему я уволен? Почему мобилизован? Куда мобилизован? От моих вопросов в отделе кадров отмахивались. Говорили: мы сами ничего не знаем», — вспоминает Андрей. До него в кабинет заходили трое его коллег. В военкомате было много народа, люди ходили туда-сюда, громко разговаривали, кричали. Сотрудник, который подошёл к Андрею, оторвал часть от его повестки и сказал, что на следующий день к шести утра мобилизованный должен явиться в аэропорт. «Ничего не знаю, иди», — велел военный.
Дома Амонов кинул в сумку блок сигарет, зарядник для телефона, спортивный костюм, куртку, трусы и носки, несколько пачек доширака. Дядя, в квартире которого Амонов жил в Мирном, был в отъезде. Мать и сестра уехали в отпуск, Андрей не стал беспокоить их, чтобы посоветоваться. «Ночь прошла как в тумане. Я забылся часа на три. Было страшно, я не понимал, что происходит и что меня ждёт», — рассказывает Андрей.
Своё последнее утро в Мирном Андрей помнит пасмурным и хмурым. В Якутии стояли белые ночи, шёл дождь со снегом. «В аэропорту нам так и не сказали, куда мы летим. Как баранов, согнали в одну кучку. Кто-то спал, кто-то пил пиво или водку. Один выпивший начал громко кричать, ругаться. К нему подошли военные и попросили вести себя поспокойнее. Тем, кто выпивал тихо, замечаний не делали. Я сидел в сторонке, ни с кем не разговаривал», — говорит Андрей. Мобилизованных без всяких досмотров отвезли на автобусе к самолёту. Вместе с Андреем на этом рейсе летело 356 человек. Сколько времени занял перелёт, Амонов не помнит, он всю дорогу проспал.
По геолокации в телефоне он понял, что мобилизованных привезли в военную часть Улан-Удэ. Это была та самая часть в Сосновом Бору, где Андрей служил в армии за десять лет до этого. Даже дыра в заборе, через которую солдаты ходили в самоволку, осталась. Но в казармах было всё по-другому. Обычно начищенные до блеска полы были завалены мусором, туалеты забиты. Во времена службы Андрея после команды «подъём» постели заправляли «по нитке», днём солдатам не разрешали садиться на кровати, и вообще свободно ходить по казарме.
В сентябре 2024 Андрей увидел, как мобилизованные, которых привезли раньше, сидели и лежали на кроватях. К ним подставляли табуретки и сооружали импровизированные столы, выставляли на них пиво, водку и закуски. Курили прямо в комнатах.
Прилетевшие из Якутии мобилизованные бродили по казармам, искали свободные кровати. В одном из помещений нашли офицера, который показал, где можно расположиться, и сказал занимать места, пока не привезли новых мобилизованных. Иначе придётся спать на полу.
«Я не поеду ни в какую Украину и не буду убивать никаких украинцев»
«Мысль о побеге пришла в первый же день в Улан-Удэ. Я пожалел, что не убежал из аэропорта в Мирном. Первый день прошёл без понимания, что происходит, где офицеры? Я даже не о побеге думал, а о том, что не хочу в этом участвовать», — вспоминает Андрей. Он предложил уйти из части двум мобилизованным, которые прилетели из Мирного, но они отказались. Больше он ни с кем не заговаривал, старался держаться в стороне и не привлекать к себе внимание.
В казармах находились около 700 мобилизованных. Всем выдали форму. Пока на каждого заполняли документы и оформляли на службу, люди были предоставлены сами себе. Каждый занимался, чем хотел. В основном, пили. Через КПП можно было ходить в магазин за продуктами и выпивкой. К мобилизованным пускали жён и родственников.
На второй день Андрея распределили в пехоту: сказали, отправят строить здания или убирать территорию в приграничных с Украиной областях. На третий день в казарме подрались пьяные. Их забрала военная полиция, мобилизованным дали выспаться и на следующий день вернули обратно без всякого наказания. Говорили об одном ушедшем через КПП, вечером его хватились, начали искать. Он пришёл сам утром. О том, что кто-то сбежал из части, не было слышно.
«Я не поеду ни в какую Украину и не буду убивать никаких украинцев. И вообще никого убивать не буду», — заявил Амонов офицеру на шестой день в части. До этого он несколько раз подходил к старшему лейтенанту, пытался обсудить, как избежать военной службы. Просил перевести его на альтернативную службу, говорил, что ухаживает за больным дедушкой и ему нужна отсрочка, хотел, чтобы его комиссовали из-за операции на пазухе носа. Эти аргументы не сработали. Тогда Андрей прямо сказал офицеру, что не поедет воевать.
«Ты охуел, что ли, блядь!» — закричал на Амонова старшина, стоявший сзади, и начал толкать его. Старший лейтенант назвал Андрея предателем и заявил, он плохой солдат, раз не хочет защищать родину. Офицер предупредил, что у мобилизованных из этой части одна дорога — на войну. Если написать отказ, заберёт военная полиция, осудят и посадят в тюрьму. Оттуда всё равно отправят на войну.
«Да, я не хочу никого убивать. Это нормальное человеческое состояние. Нас же в школе учили: война — это плохо. Люди умирают, война приносит страдания. Любой конфликт можно разрешить переговорами. Сейчас нам объясняют, что война — это даже хорошо. Я с самого начала понимал, что это бред — про то, что якобы в Украине засели нацисты. Нормальный человек в такое не поверит», — объясняет Андрей.
«Похитить военного российским силовикам помогали казахстанские»
На карте Андрея было около 200 тысяч рублей, когда он 2 октября 2022 года прилетел в Астану. Первым делом бросился снимать деньги. Боялся, что из-за розыска заблокируют его карту. В одном банкомате можно было за раз снять не больше 300 тысяч тенге, на то время около 35 тысяч рублей. Андрей отстоял несколько очередей, все деньги с карты успел снять за трое суток.
«Я не думаю, что деньги сыграли решающее значение. Не было бы денег — я нашёл бы, как поступить и не уехать на войну. Дело не в деньгах, а в решении, которое ты принимаешь», — уверен Амонов. Он старательно избегает разговоров о том, что мешало другим мобилизованным выйти в ту же дыру в заборе или не вернуться в часть из магазина. Говорит, что каждый отвечает за свои поступки сам.
Андрей впервые в жизни оказался за границей. Он выбросил телефон вместе с сим-картой, удалил страницы в соцсетях, перестал общаться со знакомыми, никому не давал свой адрес. Амонов стал искать местных правозащитников. Первые строчки поисковика выдали Казахстанское международное бюро по правам человека (КМБЧ — ЛБ). Он связался с юристом организации Артуром Алхастовым.
Мать рассказала ему, что Амонова будут судить за дезертирство. По закону она как родственница обвиняемого могла не свидетельствовать против сына. Военным она говорила, что не знает, где находится Андрей. Мысль о том, что на родине он теперь преступник и ему нужно будет всё время скрываться, вгоняла в депрессию. «Я понял, что я дезертир, и от этого клейма не убегу никуда. Было очень страшно, что мне некуда деться», — вспоминает Амонов.
Андрей жил в съёмной квартире один, старался лишний раз не выходить, не попадаться на глаза полицейским, ни с кем не заговаривать. Дни проводил, пересматривая аниме и дорамы. Иногда сутками не спал и не ел. В другие дни спал и днём и ночью. То курил не переставая, то, наоборот, забывал, что нужно покурить. Так же с кофе: или пил кружку за кружкой, или не хотел вообще. Полная апатия сменялась беспокойством, хотелось двигаться, куда-то идти. У Андрея стали выпадать волосы, начались проблемы со здоровьем. И без того не слишком общительный, в Казахстане он закрылся совсем. Разговаривал только с правозащитниками и другими российскими дезертирами.
Сбережения Андрея закончились через два месяца жизни в Казахстане, пришлось экономить и подрабатывать на стройках за наличные. Большую часть денег Амонов потратил на аренду жилья. После начала мобилизации в России осенью 2022 года цены на квартиры в столице Казахстана резко выросли. Уехать в другое место в стране Андрей не мог: нужно было находиться рядом с правозащитниками, чтобы в случае задержания юристы были рядом и могли помочь.
В начале декабря 2022 года полицейские в Астане арестовали майора Федеральной службы охраны России Михаила Жилина. В России он пытался уволиться со службы, но ему отказали. Тогда он перешёл границу с Казахстаном и попросил политического убежища, но признавать Жилина беженцем казахстанские власти не стали. Из Казахстана он пытался улететь в Армению, тогда его задержали и отправили в Россию. Жилину дали шесть лет колонии за дезертирство и незаконное пересечение границы.
Ракетчика из Улан-Удэ Камиля Касимова казахстанские и российские силовики забрали прямо с проходной фабрики в Астане, куда он устроился рабочим. Касимов дезертировал летом 2023 года, когда его отпустили из военной части в отпуск. Камиль добрался сначала до Минска, потом вылетел в Казахстан. В мае 2024 года Касимова задержали, потом отпустили. После этого он пропал. Позже родственники и правозащитники узнали, что из Астаны Касимова вывезли на российскую военную базу в Приозёрск, оттуда отправили в Россию. В сентябре суд в Омске приговорил его к шести годам строгого режима за дезертирство.
«По закону вернуть Камиля в Россию было нельзя. Мы считаем, его похитили, и в этом российским силовикам помогали казахстанские», — говорит юрист Алхастов. В уголовно-процессуальном кодексе Казахстана есть запрет выдавать подозреваемых в совершении воинских преступлений. О том, что произошло с Жилиным и Касимовым, узнали и написали журналисты. Правозащитники говорят, что отправленных из Казахстана в Россию дезертиров может быть больше. Не всегда о таких случаях становится известно.
За Амоновым казахстанские полицейские пришли в его день рождения, 12 мая 2024 года. В дверь постучали, он открыл, не заглянув в глазок. На Андрея надели наручники и увезли в райотдел. Там объяснили, что на дезертира пришла ориентировка из России и его отправят домой как разыскиваемого преступника.
В отделе Амонова продержали два часа. Полицейским он заявил, что не будет разговаривать без своего представителя, и добился, чтобы ему дали позвонить юристу КМБЧ Алхастову.
Артур приехал, объяснил полицейским, что на этот раз без шума вывезти российского дезертира в Россию не получится. Андрея отпустили без разговоров. Остаток своего дня рождения Амонов потратил на то, чтобы найти временное жильё. Возвращаться в прежнюю квартиру было опасно.
«Писали Папе Римскому»
Несколько дезертиров, в том числе Андрей, объединились в движение «Прощай, оружие!». Самая известная их акция — ролик, российский военный в нём посреди поля сжигает форму и уходит в лес. Координатор движения и автор идеи видео Александр Стерлядников говорит ЛБ, что давно мечтал сжечь свою военную форму. Он бывший офицер, несколько раз пытался уволиться из армии, но командование отказывало ему. Александр пять месяцев провёл на фронте, был связистом. Сбежал в Казахстан, когда ему дали отпуск.
«Ролик сняли, чтобы показать, что не все военные Z-патриоты. В российской армии есть военнослужащие, которые против войны. Многие не могут высказать свою позицию. Мы постарались обратиться к сомневающимся и сказать им, что они не одни, и призвали не участвовать в преступной войне», — объясняет Александр.
Реквизит для ролика активисты взяли у знакомых. Автомат Калашникова, который держит военный, одолжили в спортивном клубе. Он не боевой, но выглядит, как настоящий. Форму пожертвовал один из дезертиров. Зелёный китель с нашивкой «Z» герой видео, лица которого не видно, обливает бензином и зажигает от окурка. Всю сцену снимали одним дублем на профессиональную камеру. Видео в ютубе набрало более 4,2 тысячи просмотров. В других роликах дезертиры рассказывают свои истории: где служили и как им удалось убежать. На их лица надеты маски, голоса изменены.
«Первое интервью было очень тяжёлым для меня, — вспоминает Андрей. — Был страх перед камерой, трудно говорить, подбирать слова». До этого Андрея снимали на камеру лишь однажды, в Мирном для местного телеканала он сказал пару фраз о технологии укладки асфальта, когда был дорожным рабочим.
В телефоне юриста Алхастова Андрей записан как «Хахай», в переводе с якутского — Лев. «Андрей — простой парень. Жил, работал, никого не трогал. Хотел дальше спокойно строить свою судьбу. Он не искал себе приключений. Но раз испытания выпали на его долю, он стойко их преодолевал, не сдавался и был полезен общему делу», — говорит Алхастов.
Правозащитник рассказывает: благодаря информации, которую юристам дал Амонов после своего задержания, удалось обновить инструкции по безопасности для дезертиров. Что за информацию добыл Андрей, юрист не может пока рассказать журналистам. В Казахстане Андрей также помогал дезертирам, которые приезжали, освоиться в новой стране, делился своим опытом выживания. Одному бывшему военному разрешил пожить в своей квартире.
«У нас с Андреем было развлечение — сравнивали слова из саха и из казахского языка. Саха и казахи тюрки, в языках много общего. Например, счёт почти одинаковый: „бэр, екэ, уш…“. В казахском языке вода „су“, по-якутски „у“. В Саха сохранились традиционные языческие верования, в Казахстане их вытеснил ислам, — вспоминает Артур. — Я видел, как Андрей тоскует. Для него и других ребят я был человеком, который поддерживает и ведёт к хорошей развязке. Он приходит ко мне грустный и поникший. Он должен выйти после встречи со мной с мыслями, что всё будет хорошо».
Что такое «хорошая развязка» для российских дезертиров, тогда он и сам не знал, признаёт Алхастов. У Андрея, как у многих других сбежавших, не было загранпаспорта, только внутренний российский. Сначала они пытались получить в Казахстане статус беженцев. Первый отказ пришёл в декабре 2022 года. Решение казахстанские власти объясняли тем, что «каждый гражданин должен защищать свою страну».
«Ответ от миграционной полиции мы храним, повесим в рамочку в офисе как символ цинизма. Защищают свою страну, когда на неё кто-то напал. Но ведь на Россию никто не нападал, о какой защите идёт речь? Законы Казахстана предполагают, что дезертиры должны находиться в нашей стране в безопасности. К сожалению, власти используют правовые и неправовые методы, чтобы вернуть сбежавших в Россию», — рассказывает Алхастов.
Более 13 тысяч дел о дезертирстве и самовольном оставлении части дошло до судов с начала мобилизации, по данным Медиазоны (медиа признано иностранным агентом в России — ЛБ). В реальности отказников гораздо больше: не все дела заканчиваются судом. Многие дезертиры скрываются в России. Сотни сбежавших находятся в Казахстане и Армении. В эти страны можно въехать по российскому паспорту. Ни в той, ни в другой стране правозащитники не советуют оставаться из-за рисков быть задержанными.
Участники «Прощай, оружие!» просят называть их именно дезертирами, не считают это определение постыдным. Наоборот, дезертирство — это политическое действие, говорят активисты. Чем больше военных оставят российскую армию, тем меньше будет сил у агрессора, чтоб продолжать войну.
Если человеку не помочь, когда он убежал, его могут вернуть на фронт или отправить в тюрьму, откуда его опять же могут забрать на войну. Предоставление убежища дезертирам может быть одним из способов помощи Украине, наряду с отправкой техники и снарядов. Такие аргументы россияне приводили, когда просили помощи у властей европейских государств.
Больше всего дезертиры в Казахстане надеялись на ответ от властей Германии. Осенью 2022 года, в первые дни мобилизации, канцлер ФРГ Олаф Шольц заявил: россияне, которые не хотят воевать, могут получить политическое убежище в Германии. Германские власти уточнили, что гуманитарные визы будут выдавать тем, кто уже находится в Германии. «Это было самое большое разочарование. Мы обратились к властям Германии, попросили помочь ребятам, у которых нет загранпаспортов и они находятся в Казахстане. Нам ответили: извините, у нас такого механизма нет», — вспоминает юрист Алхастов.
Полтора года правозащитники пытались договориться с властями разных стран, чтобы они начали выдавать проездные документы дезертирам с антивоенной позицией, не замешанным в военных преступлениях. «Что только мы ни пробовали и к кому только ни обращались. Писали даже Папе Римскому через его нунция в Астане», — добавляет Артур. В совместной работе участвовали правозащитные организации: Казахстанское международное бюро по правам человека, Russie-Libertés, inTransit, «Идите Лесом», «Движения сознательных отказчиков», содействие оказали также Международный Правозащитный Центр Мемориал и Институт Сахарова.
11 октября 2024 года Андрей вместе с пятью другими российскими дезертирами добрался до Франции. Это первый известный случай с начала войны, когда страна ЕС согласилась выдать проездные документы группе российских военнослужащих. Детали правозащитники не раскрывают, чтобы не сорвать переговоры по следующим группам дезертиров.
Путь от воинской части в Улан-Удэ до аэропорта в Париже у Амонова занял больше двух лет. «Дыра в заборе оказалась для Андрея «окном в Европу», — шутит координатор «Прощай, оружие!» Стерлядников. Инспекторы на таможенном контроле в Париже долго не хотели пропускать Андрея. Они не понимали, как вообще человек без международного паспорта добрался до еврозоны и как можно путешествовать с такими проездными документами, как у него.
«Я должен вернуть добро. И всё»
В первое своё утро в Париже Андрей проснулся от ужаса. Впервые за два года он уснул так крепко, что забыл где находится. Он увидел светло-голубые стены, недавно протопленный камин, большое зеркало. Квартира, в которую Амонова поселили во Франции на первое время, не была похожа на его казахстанское жильё. Он пришёл в себя и понял, что бояться больше нечего.
Несколько недель Андрей изо дня в день давал интервью российским и международным медиа. Вышли десятки текстов и видео о дезертирах, которые смогли добраться до Франции. Амонова так часто снимали, так как из шести выехавших россиян только он и координатор «Прощай, оружие!» Стерлядников согласились выступать под своей фамилией и с открытыми лицами.
Известность моментально отразилась на родственниках Амонова. К его матери снова начали приходить военные и узнавать, где находится сын. Андрей говорит, что мать спокойно относится к таким визитам, так как поддерживает его. Она безуспешно пыталась обжаловать в военной комендатуре постановление, в котором Андрея признали обвиняемым в уголовном деле о дезертирстве. Адвокат Амонова Джумабой Сафаралиев подтвердил ЛБ, что он до сих пор находится в розыске.
Андрей считает, что активистам «Прощай, оружие!» важно продолжать убеждать солдат не ходить на войну. Лучше это делать, не закрывая лицо и не скрывая фамилию. Андрей также обращается к жителям республики Саха (Якутия) как волонтёр фонда «Свободная Якутия». Кроме того, Амонов помогает верифицировать дезертиров, которые хотят попросить убежище в Европе, разговаривает с бывшими военнослужащими, проверяет их данные.
Сейчас в жизни Андрея есть четыре языка. На саха он разговаривает с матерью и родными. На русском общается с активистами и правозащитниками. На английском с ним разговаривает преподаватель французского языка. В неделю у Амонова около 20 часов французского. Пока нет русскоязычного учителя, ему приходится учить и английский, и французский одновременно. «Я не считаю, что у меня во Франции есть какие-то трудности. Главное — я в безопасности», — уверен Андрей.
Большая часть времени уходит на оформление документов. Андрей находится в статусе просителя убежища. Пока готовятся бумаги, его поселили в социальное общежитие. Он также ходит занятия с психологом. Жильё, языковые курсы и психолога оплачивают французские власти.
Андрей шлёт из Франции видео с акции протеста фермеров. Они пригнали к зданию администрации погрузчики, навалили до крыши тюки с соломой и повесили плакаты с требованиями снизить налоги. Андрей хотел бы, чтобы и в России можно было открыто выражать протест и люди не боялись требовать что-то от власти.
В свободное время Амонов любит сидеть в своей комнате и пересматривать аниме. Например, сейчас взялся за «Тетрадь смерти». Месяц назад Андрея направили в новый город. В какой — не говорит из соображений безопасности. Соседи по общежитию — такие же просители убежища. Они не говорят по-русски, и Андрей с ними особенно не знакомился. Общаются простыми фразами на смеси английского и французского, если, например, нужно вскипятить чайник или освободить сушилку для одежды.
«Я не активист и не публичный человек. Я не выбирал эту сферу. Люди в Казахстане, во Франции сделали мне много добра. Я должен вернуть это добро. И всё. Но пока я нужен, буду работать столько, сколько потребуется. Буду рассказывать, что война — это плохо. Своему народу саха и другим народам,» — объясняет Андрей.
Амонов мечтает жить в посёлке или маленьком городе, работать на укладке асфальта. Он скучает по своей работе в Мирном. Во Франции он хотел бы тоже устроиться дорожным рабочим.
«Меня вдохновляет, когда я своими руками что-то делаю, люди пользуются. Работа с асфальтобетоном — это планирование от начала до конца. Планируешь, как разровнять грунт, сколько дней уйдёт, чтобы он отстоялся, — рассказывает Андрей. — Самое главное — вымеряешь углы, рассчитываешь, чтобы плоскость дороги была ровная, вода не стояла в каком-то месте. Мне это очень нравилось делать. Важно выйти в ноль по замесу асфальтобетона, чтобы изготовить его ни больше и ни меньше, чем надо. Если правильно рассчитал — очень радуешься».